Для меня и, думаю, для большинства традиционалистов очевидно, что византийская Божественная Литургия и традиционная римская Месса находятся в близкой духовной связи и что Novus Ordo отходит от их общего наследия.

Однако иногда можно встретить католиков византийского обряда, которые подкупаются поверхностным сходством между византийской Литургией и Novus Ordo (например, часто приводятся аргументы, что «они обе служатся на «народных языках«, а молитвы произносятся «громко«») и поверхностными же различиями между византийской Литургией и традиционной римской Мессой (например, приводятся аргументы, что «в римском обряде больше тишины, а люди в нём исполняют менее «активную» роль») и утверждают, что византийская Литургия и Novus Ordo духовно более близки. Соответственно, если бы им предложили выбор, они предпочли бы новую форму римского обряда, а не более старую. Действительно, сторонники и апологеты римской литургической реформы часто притворяются любителями восточной традиции и указывают на многие, якобы, «восточные» черты новой римской Литургии.

Что ж, если истинным является тезис, что византийская и традиционная латинская Литургии имеют между собой больше общего, чем каждая из них — с Novus Ordo, нам стоит ясно продемонстрировать, в чём заключается это подобие. Я предлагаю сосредоточиться на следующих принципах, которые я сначала приведу в форме списка, а затем рассмотрю подробно:

  1. Принцип традиционности.
  2. Принцип таинственности.
  3. Принцип возвышенности стиля.
  4. Принцип целостности или стабильности ритуала.
  5. Принцип концентрации.
  6. Принцип серьёзной и постоянной подготовки.
  7. Принцип правдивости.
  8. Принцип иерархичности.
  9. Принцип параллельности.
  10. Принцип раздельности.

1. Принцип традиционности. Как традиционная римская Месса, так и византийская Литургия являются результатом органического развития древних апостольских основ, что передавались через столетия живой веры. Несмотря на то, что та или иная Литургия может приписываться некому известному святому (например, Святому Иоанну Златоусту или Святому Василию Великому), фактически, обряд является результатом труда многих людей, которых мы не можем назвать по имени. Ни византийская, ни классическая римская Литургии не являются продуктом работы комиссии, составленной из экспертов-авангардистов, не имеющих отношений с простыми людьми и увлечённых модными теориями, которые уже длительное время как были опровергнуты. Это можно назвать принципом традиционности — принятие того, что передано. Говоря простыми словами, Литургия является хорошей не потому, что церковная власть считает её хорошей; скорее, Церковь знает, что она хороша, потому что Она получила её. Тут мы встречаемся с корнями странного западного ультрамонтанства, последователи которого считают, что Литургия не что иное, как вещь, установленная папской властью, словно Литургия является бесконечно пластичной глиной, форма которой полностью зависит от желания скульптора. До Павла VI папская власть вводила то, что уже знали и любили в Церкви как традиционное.

Это можно пытаться оспаривать. Например, Джеффри Халл в книге «The Banished Heart» показывает, что проблема папского вмешательства в Литургию продолжается уже много веков. Тем не менее, он признаёт ту пропасть, разделяющую действия Пап до Павла VI и детище Монтини. Эта разница является не только количественной, но и качественной. Я знаю одного католического философа, действительно утверждающего, что единственная причина, почему обряд Мессы является истинным, — это постановление Папы, и что, если бы Папа захотел разрушить всё содержание обряда и заменить его чем-то абсолютно другим, это был бы действительный католический обряд при условии, что он содержал бы слова консекрации.

2. Принцип таинственности. Каждая из этих Литургий проявляет принцип таинственности тогда, когда Литургия является ощутимо сакральной, когда она является трудом и чудом, которое Бог совершает посреди нас и к которому человеку разрешается присоединиться со страхом и благоговением. Традиционная Литургия подобна облаку, в котором пребывает Бог и к которому осмеливается приближаться Моисей. В ней нет ощущения, что мы имеем дело с планом, которым управляют менеджеры компании и в котором мы читаем много текстов и разделяем задания. Мы лежим ниц на святой земле перед пылающим кустом Божиего самообъявления.

3. Принцип возвышенности стиля. Молитвы и чтения в традиционных Литургиях Запада и Востока либо поют канторы, диаконы, субдиаконы и хоры, либо шепчет в пресвитерии священник, однако нигде их не читают в стиле диктора, озвучивающего ежедневные новости или школьника, пытающегося рассказать выученный урок. К этой возвышенности относится и то, что мы называем «высоким языком». На Востоке он приобретает форму тонких поэтических композиций; на Западе — почитаемых латинских выражений. Латынь является настолько же настоящим, соответствующим и окончательным языком Римско-Католической Церкви, как «народные» языки являются языками восточных обрядов.

Но народные ли они в полном смысле? Да, можно найти Божественную Литургию на полностью современных литературных языках (особенно преуспели в переводе богослужений на них греко-католики славянских государств после Второго Ватиканского Собора), но всё же я попытаюсь охарактеризовать актуальную ситуацию ниже. Для большей объективности, мы рассмотрим литургические языки не только восточных католиков, но и христианских общин, к сожалению, не пребывающих в единстве с Римом.

  • Грекоязычные христианские общины используют литургический греческий язык, который существенно отличается от современного литературного.
  • Славянские греко-католики и общины, не пребывающие в единстве с Римом, исторически практически все использовали церковнославянский язык. Несмотря на недавнее распространение современных литературных языков (особенно у греко-католиков), церковнославянский язык не вышел из употребления.
  • Румынская православная церковь использовала церковнославянский и литургический греческий языки с Х до XVII вв., после чего перешла на румынский, который, тем не менее, под колоссальным влиянием церковнославянского очень сильно отличается от современного литературного румынского.
  • Грузинская православная церковь в качестве литургического языка использует древний литературный грузинский язык (отличается от современного).
  • Копты (как в единстве с Римом, так и в схизме) используют мёртвый коптский язык. Хотя и есть Литургии и на арабском, говорить об отмирании коптского как богослужебного языка не приходится.
  • Эфиопы (как в единстве с Римом, так и в схизме) используют в качестве литургического древний язык геез, а не современные языки.
  • На Ближнем Востоке процветает в качестве литургического древний сирийский язык. Конечно, молятся и на народном арабском, но позиции сирийского языка прочны, исчезать он не собирается.
  • Армяне (и католики, и пребывающие в схизме) используют классический литературный армянский язык, существенно отличающийся от современного.

Таким образом, вывод очевиден. Но, кроме того, что мы подразумеваем под народным языком? Церковнославянский, например, когда-то давно был создан, чтобы славяне могли понимать Литургию, написанную в оригинале на крайне сложном литературном греческом языке. Исторически в большинстве культур всегда существовал большой разрыв между литературным и разговорным языком, причём больший, чем есть в наши дни, потому что сегодня число грамотных людей возросло, а высокий литературный язык фактически исчез.

Итак, то, что продолжалось на Западе 1600 лет, было не случайным стечением обстоятельств, но конституционным принципом, как заявил Папа Иоанн XXIII в своей апостольской конституции Veterum sapientia, подписанной на алтаре базилики Святого Петра в 1962 году. Те, кто участвует в usus antiquior (как часто называют традиционный римский обряд), хорошо понимают мощное воздействие, оказываемое на верующих церемониальным использованием древнего языка, приобрётшего с течением времени непостижимую мощь. Сам факт, что этот язык специально выделен, так сказать, консекрирован для использования в публичном культе Церкви, объективно представляет и субъективно стимулирует то отделение сакрального от профанного, что находится в сердце жертвенной религии.

Чтение Евангелия.

4. Принцип целостности или стабильности ритуала. Как Божественная Литургия, так и традиционная латинская Месса существуют ещё до некоего конкретного священнодействия как определённые, полностью прописанные обряды, которым духовенство и светские верующие следуют с покорным послушанием. Молитвы, антифоны, чтения, жесты и песнопения закреплены и предписаны, но, прежде всего, анафора — наиболее святая молитва — или никогда не изменяется (на Западе), или определяется литургическим календарём (на Востоке). Соответственно, частные предпочтения или выбор священнослужителя никогда не имеют существенного влияния на неё. Этот принцип можно также назвать принципом стабильности, потому что целостность ритуала гарантированно даёт духовенству и мирянам несдвигаемую скалу, на которой они могут строить свою духовную жизнь.

5. Принцип концентрации. Древняя римская Литургия, как и византийская, пронизаны догматическим, моральным, аскетично-мистическим содержанием. Молитвы в них тяжёлые, богатые и полные набожности. Это поэтический гобелен из Святого Писания и иных набожных высказываний. В сравнении с этими Литургиями Novus Ordo выглядит очень небогато. Вспомните разнообразные тропари византийской традиции или богатство изменяемых антифонов в римском обряде, а также коллекты, секреты и молитвы после Причастия, из которых почти ничего не выжило в первозданном виде после работы калечащего [В оригинале употреблено слово «bowdlerizing» (т. е. «баудлеризирующий») — это отсылка к имени профессора Томаса Баудлера, который в 1818 году составил цензурированное «семейное» издание Шекспира, в котором были пропущены все непристойные, с точки зрения англичан XIX века, места; примерно это же делала комиссия Буньини с богослужебными текстами для Novus Ordo, вырезая все «сложные для современного человека» участки. — Прим. DOMINUS.BY.] скальпеля комиссии.

Здесь я хотел бы привести любопытное наблюдение Карла Олсона: «Я посещаю византийский приход вот уже 20 лет, и примечательно, что, хотя восточные Литургии не выделяются такой же тишиной, как латинская Месса (фактически, в византийской Литургии мало тишины), они имеют глубокое сходство в почтении, трансценденции и теологической глубине. Если честно, то от прослушивания многих молитв, используемых в Novus Ordo, я схожу с ума. Иными словами, Божественная Литургия и латинская Месса обращаются к разуму, сердцу и чувствам теми таинственными и глубокими способами, которые, хотя и могут в определённой степени восприниматься субъективно, служат объективной правде и Божественной реальности».

6. Принцип серьёзной и постоянной подготовки. С предыдущим принципом тесно связан и принцип серьёзной и постоянной подготовки. И на Востоке, и на Западе духовенство и прислуживающие перед Литургией старательно готовятся к своей работе или во время Проскомидии, сопровождая подготовку субстрата для жертвоприношения многочисленными молитвами, или около ступеней алтарая, рецитируя псалом № 42, «Confiteor» и молитвы восхождения. Как можно представить себе неспешную прогулочку из сакристии с подходом к алтарю, словно это не такое уж и серьёзное дело? Складывается впечатление, что кто-то идёт всего лишь на благотворительный ужин с целью собрать побольше пожертвований, не так ли?

Кэтрин Пиксток очень хорошо заметила, что повторение молитв во всех аутентичных Литургиях является неслучайным и имеет колоссальное духовное значение. В византийской Литургии от начала и до конца священник часто молится тихим голосом, снова и снова готовясь к последующему чудесному шагу, что ведёт его в тайны Христа. Настоящая римская Литургия тоже не исключение: богатый офферторий, три молитвы подготовки к Причастию, молитвы при обмывании, «Placeat» и Последнее Евангелие. Как и в Божественной Литургии, в римском usus antiquior мы находим много повторов определённых молитв: в первой это литии с «Господи, помилуй!» или «Дай нам, Господи!»; в последнем это девятикратное «Kyrie», трёхкратный «Confiteor», дважды повторяемый цикл трёх молитв «Domine, non sum dignus» (а повторяется он дважды, чтобы подчеркнуть различие между Причастием священника и мирян).

Я прекрасно понимаю, что эти молитвы нарабатывались со временем и что, например, Последнее Евангелие является относительно поздним дополнением. Однако все эти дополнения появлялись по благим причинам: они приходили в Литургию под нежным вдохновением Святого Духа. Удалять их после того, как они соответствующим и гармоничным образом были добавлены в обряд и оставались его постоянной частью на протяжении столетий, — это не что иное, как отрицание их теологического содержания и литургической функции, а, значит, и грех против Духа Святого. Поэтому конституция Sacrosanctum concilium ошибается, заявляя, что Литургия содержит «бесполезные повторы», которые нужно упразднить. На самом деле, каждый, кто молитвенно входит в повторы старой Литургии, понимает их цель, которая никогда не представляла затруднений для христиан, пока не появились узко рационалистические и утилитарные предубеждения современности.

7. Принцип правдивости. В традиционных лекционариях евангельское послание представлено во всей полноте: как простые части, так и «тяжёлые». Широко известно, что в Novus Ordo Святое Писание сильно отредактировано и подчинено современным тенденциям. Если несколько обобщить, традиционный lex orandi (закон молитвы) содержит и передаёт с апостольским запалом полный lex credendi (закон веры) Католической Церкви, не подстраиваясь под современные чувствительность или обидчивость. Таким образом, если взять один пример из тысячи, в старом обряде безо всякой тени сомнений излагаются проклятие Иуды и реальная возможность ада для каждого из нас, а также широко используются проклинающие псалмы, направленные против наших духовных врагов. В Novus Ordo такие вещи вырезаются или сильно сокращаются. В этом смысле новая Месса не передаёт полноту веры, которую мы находим в Святом Писании, у Отцов, в документах Вселенских Соборов и у Учителей Церкви. В этом смысле она не исполняет своей роли lex orandi православной (в значении «не имеющей ересей») Католической Церкви.

Фактически, многие статьи веры, что можно было видеть и слышать в старых Литургиях, в новой римской Литургии нужно исследовать и слепо принимать, потому что сам обряд не делает их очевидными. В качестве примеров посмотрите на почитание, что надлежит оказывать святым, или на поклонение, что надлежит оказывать Святым Дарам. Тот, кто участвует или в византийском обряде, или в традиционной римской Литургии, получает интуитивный опыт почитания святых и поклонения Евхаристии. В новом же римском обряде систематически уменьшается фокус на святых. Римский Канон, как и Анафора Божественной Литургии Святого Иоанна Златоуста, упоминают многочисленных святых. Новые же евхаристические молитвы сильно сокращают их почитание и обращение к ним. Пугает и то, что в новом римском обряде убираются знаки почитания, которые надлежит оказывать Страшным Христовым Тайнам.

Причастие мирян.

8. Принцип иерархичности. Проявляется в ясном разделении роли священника, диакона, субдиакона, аколита, кантора и т. д. В Мессе Novus Ordo с её нестрогими инструкциями касательно действий светских лиц в пресвитерии это невзаимозаменяющее разнообразие ролей теряется и разбавляется. Ни византийская, ни аутентичная римская Литургии не позволяют не одетому надлежащим образом светскому человеку свободно войти в пресвитерий и исполнять функции, зарезервированные за духовенством, и, тем более, держать руками Святые Дары. Идентичность священника как посредника между Богом и человеком в этих Литургиях старательно уважается и показывается на деле, как и показывается на деле и уважается идентичность светского человека как активного участника жертвы.

Литургия является воплощением настоящей экклезиологии, а не её воображаемой альтернативы. Из Мессы Novus Ordo невозможно вынести связное и полное понимание иерархической природы Мистического Тела Христа, хотя его можно легко почерпнуть как из Божественной Литургии, так и из традиционной римской Мессы. Соответственно, и концепт участия в традиционных Литургиях и в новом римском обряде понимаются фундаментально разным образом. Правильный взгляд заключается в том, что участие должно соответствовать специальным ролям разных частей тела и что оно должно быть заметно для всех в одежде, положении тела, местоположении человека и порученных (или не порученных) тем или иным участникам делах.

В Sacrosanctum concilium концепт участия принимает идеологический характер, потому что он превозносится над другими принципами, что неизбежно создаёт искажения и расстройства: «Этому полному и деятельному участию всего народа следует уделить первостепенное внимание в устроении и развитии Литургии» (№ 14). Просто сравните это с фрагментом инструкции Tra le sollecitudini Святого Папы Пия X: «Мы считаем необходимым обеспечить, прежде всего, святость и достоинство святыни». Возможно, наилучшим концептом тут было бы не участие, а присутствие: каждый член тела присутствует на Литургии, каждый в соответствии со своим местом. Это более базовая категория, чем исполнение некоего действия, как и наше включение во Христа при Крещении является более базовым для нашей идентичности, чем любое действие, что мы совершаем.

9. Принцип параллельности. Связан с принципом иерархичности. В любой аутентичной восточной или западной Литургии мы увидим, что несколько вещей происходят одновременно (пользуясь техническим термином, можно сказать, что это «параллельные» Литургии). Диакон управляет литиёй, пока священник произносит свои собственные молитвы; люди поют «Sanctus», а священник начинает Канон. Посещающие или византийскую, или традиционную латинскую Литургии начинают воспринимать их как многослойное действо, составленное из многих индивидуальных действий, сходящихся в общей цели. И это, пожалуй, не логическая последовательность дискретных актов, где в один момент времени может происходить только одно действие (как в «последовательной», или «модульной», Литургии, вроде Novus Ordo). Хотя, чтобы быть до конца откровенными, стоит признать, что в Novus Ordo есть несколько моментов, когда священник делает одно, а люди/хор — что-то иное: молитва перед Евангелием, во время «Аллилуйя»; молитвы оффертория, когда исполняется песнопение; ломание Гостии, пока поётся «Agnus Dei». Но число таких моментов было сильно уменьшено, а их ритуальная наполненность лишилась содержания.

10. Принцип раздельности. Все аутентичные христианские Литургии сохраняют и ритуально используют теологию, вписанную в архитектуру святыни Ветхого Завета, которая, как учит Послание к Евреям, совершилась во Христе и потому навечно остаётся символом нашей Евхаристической Жертвы. На Востоке отделение пресвитерия, или Святого Святых, от навы более очевидное благодаря наличию иконостаса, входить за который могут, за редким исключением, лишь представители духовенства. На Западе завесы уступили место ограждениям, которые в большинстве мест уменьшились до балюстрад (где принимают Причастие), однако пресвитерий всегда оставался отдельным, превозносимым, местом, недоступным для светских верующих. Кроме того, в западной Литургии визуальный иконостас уступил место «звуковому» иконостасу латинского языка и тишины. Сакральный язык и всепоглощающее отсутствие звуков закрывают покровом Святое Святых и защищают Святые Тайны от профанации вследствие несерьёзного отношения. Таким образом, восточная и западная Литургии закрывают наши лица перед Присутствием разными способами, но обе делают это крайне эффективно, обращая внимание верующего на сокрытую Божую славу.

Кроме этих принципов, что очевидно указывают на саму природу Божиего культа, существует множество вещей, которые не обязательно характеризуют Мессу Novus Ordo, но сопровождают её в 99 % случаев. Например, позиция versus populum (лицом к народу). После пятидесяти лет того, как духовенство стоит лицом к людям почти везде и всегда, и после папских замечаний тем, кто осмеливается считать норму иной, даже самый оптимистический сторонник реформы реформы не может утверждать, что позиция versus populum не характеризует Мессу Novus Ordo в умах её архитекторов, создателей и окончательных пользователей.

Позиция духовенства у алтаря.

СРАВНЕНИЕ ВИЗАНТИЙСКОГО, ТРАДИЦИОННОГО РИМСКОГО И СОВРЕМЕННОГО РИМСКОГО ОБРЯДОВ

ВИЗАНТИЙСКИЙТРАДИЦИОННЫЙ РИМСКИЙСОВРЕМЕННЫЙ РИМСКИЙ
Истоки теряются во времени; передавался и принимался на протяжении веков.Истоки теряются во времени; передавался и принимался на протяжении веков.Сфабрикован комиссией в 1960-е годы как комбинация фрагментов западной и восточной традиций.
Приписывается великим святым, однако имеет преимущественно анонимное авторство.Приписывается великим святым, однако имеет преимущественно анонимное авторство.Авторы известны по именам; большинство из них не имеет репутации святости (например, Буньини — манипулятор с манией величия).
Авторитет происходит из традиции.Авторитет происходит из традиции и законодательства Папы.Авторитет происходит только из законодательства Папы.
Пропитана тайной, подчёркнутой иконостасом.Пропитана тайной, подчёркнутой латинским языком и тишиной.Редко и с большими затруднениями избегает многословной горизонтальности и фамильярности.
Ad orientem (апостольская традиция, испольняемая по необходимости).Ad orientem (апостольская традиция, испольняемая по необходимости).Versus populum (практикуется как почти повсеместный обычай).
Литургические тексты поются и проговариваются шёпотом, имеют поэтический стиль.Литургические тексты поются и проговариваются шёпотом на высоком латинском языке.Литургические тексты проговариваются преимущественно повседневным голосом и на современных народных языках.
Богатое переплетение древних, теологически богатых, молитв.Богатое переплетение древних, теологически богатых, молитв.Текстовый и обрядовый контексты сильно упрощены; добавлены современные изобретения.
Литургия параллельная: иерархическая и полифоническая.Литургия параллельная: иерархическая и полифоническая.Литургия последовательная (одно действие за один раз), горизонтальная и рациональная.
Повторение — стандартная черта, создающая молитвенное настроение.Повторение — стандартная черта, создающая молитвенное настроение.Повторения преимущественно отменены как «бесполезные» для нашего времени.
Проявляет целостность и устойчивость ритуала, например, в предписанных Анафорах.Проявляет целостность и устойчивость ритуала, например, в Римском Каноне.Разрешает опции, выбор и импровизированные вставки.
Провозглашает полноту христианских Писания и Предания.Провозглашает полноту христианских Писания и Предания.Опускает аспекты откровения и моральности, которые считаются «тяжёлыми» для современного человека.
Архитектура храмов подчёркивает символические места с непроходимыми границами.Архитектура храмов подчёркивает символические места с непроходимыми границами.Архитектура храмов не имеет традиционного символизма, а (или) Литургия сама игнорирует соответствующую практику.
Пресвитерий предназначен только для прислуживающих в литургических облачениях.Пресвитерий предназначен только для прислуживающих в литургических облачениях.Пресвитерий открыт для светских лиц без литургических облачений.
Ясно отличимые роли духовенства разных степеней и мирян.Ясно отличимые роли духовенства разных степеней и мирян.Обеднённая иерархическая модель: уравнивание роли духовных и светских лиц и путаница этих ролей (даже в официальных предписаниях).
Ко Святым Тайнам прикасаются лишь посвящённые духовные лица.Ко Святым Тайнам прикасаются лишь посвящённые духовные лица.Ко Святым Тайнам прикасаются духовные и светские лица.
Причастие принимается традиционно стоя, но лишь в уста и только от духовного лица.Причастие принимается традиционно на коленях, но лишь в уста и только от духовного лица.Причастие принимается, как угодно: хоть стоя и в руку от любого раздающего, включая светских женщин.
Данная таблица резюмирует наши выводы.

В сравнении с Novus Ordo византийская Литургия выглядит как король рядом с нищим, как Рембрандт рядом с карикатурой, как банкет после голода. Однако в сравнении с традиционным римским обрядом во всём его сложном сиянии и организованной торжественности она выглядит как равная у стола традиций. Мы не ценим труд Духа Святого в Западной Церкви, когда говорим про византийскую Литургию как про «золотой стандарт», ведь римский обряд во всей своей полноте (который, к сожалению, римо-католики так редко видят) полностью соответствует этому понятию. Если уж кто-то и должен выйти за дверь навсегда, то это Месса Novus Ordo, потому что она не может претендовать на место у королевского стола аутентичных литургических обрядов.

В этом месте кто-нибудь может возразить, сказав, что Novus Ordo можно служить тем способом, который будет находиться «в неразрывности» с предыдущей римской традиции (а, значит, способом, очень похожим на Божественную Литургию). Мой ответ прост. Некоторые из перечисленных десяти принципов вообще не представлены в Novus Ordo, даже в самой её задумке (сюда я отношу, по крайней мере, принципы № 1, № 4, № 5, № 6, № 7 и № 9), когда иные принципы (№ 2, № 3, № 8 и № 10) могут проявляться, а могут и не проявляться, что зависит лишь от того, кто «предстоятель» на Литургии. Короче говоря, они возможны, но не обязательны. Этот факт сам по себе демонстрирует антитрадиционный характер Мессы Novus Ordo, в случае которой связь с традицией зависит от свободных решений священнослужителя, а не от исполнения установленных правил. Как цепь рвётся в своём самом слабом месте, так и качество Литургии, наполненной вариантами, определяется наихудшими из этих вариантов. Её нужно оценивать не по тому, чем она могла бы быть, если бы священник принял бы много маловероятных наилучших решений, а по тому, чем она является, когда принимаются обычные решения. Таким образом, Novus Ordo можно служить квазитрадиционным образом, когда византийская и Тридентская Литургии должны служиться традиционным образом — здесь нет выбора. Естественно, это не означает, что традиционный римский обряд всегда служится привлекательным или эстетически соответствующим образом. Против такого не может дать гарантий ни один обряд, ведь все мы имеем дело с людьми, разными и слабыми. Тут я имею в виду правила и обычаи, управляющие обрядами как таковыми.

Лишь в одном этом отличии мы можем видеть практически бесконечную пропасть, отделяющую современный римский обряд от любого исторического обряда христианства, западного или восточного. Его бедность в доктринальном, моральном, рубрикальном и церемониальном планах, его модульная, линейная, рационалистическая структура и его «опциональность» отделяют его по сути от сферы сакральной культуры, которую римский usus antiquior и византийская Божественная Литургия наследуют вместе. К этой ситуации можно применить слова Авраама из притчи про богача и Лазаря: «А помимо всего того, между нами и вами утверждён великий мрак, посему те, кто хочет отсюда перейти к вам, не могут, и оттуда сюда не переходят» (Луки 16:26).

Что действительно удивляет, учитывая сказанное выше, так это насколько много византийских католиков и «экспертов» в восточной Литургии — их наиболее ярким представителем является архимандрит Роберт Тафт SJ — отдают предпочтение «реформированной» римской Литургии, не замечая огроменных расхождений и противоречий между её принципами композиции и исполнения и принципами, общими для византийской и традиционной латинской Литургий, про которые я сказал выше. Действительно, не будет преувеличением сказать, что Литургия Павла VI как в целом, так и в деталях является деформацией латинской Литургии и не может рассматриваться как аутентичный исторический католический обряд. Потому греко-католики отдают предпочтение Novus Ordo только из-за глубокой непоследовательности, обращая внимание на второстепенные и третичные характеристики и просматривая, терпя и даже, кажется, восхваляя её отклонения от фундаментальных принципов классической Литургии.

Посвящается любителям экуменизма.

Проблема тут не просто гипотетическая. Как мы знаем, литургисты десятилетиями рассуждали про то, как можно «реформировать» восточные католические обряды, дабы привести их в сооветствие с конституцией Sacrosanctum concilium и чертежами Буньини. Совместное воздействие предубеждений о пользе мультикультурного плюрализма, а также консерватизма, столь характерного для Востока, и отсутствия централизованной власти, способной навязать гигантские литургические изменения, пока что спасло восточные обряды от наихудших эксцессов литургической реформы. Тем не менее, некоторый «прогресс» произошёл (как мы писали выше, греко-католики многих славянских стран перешли на национальные языки). Однако этот шаткий мир может вскоре закончиться, особенно если лидеры Церкви будут и далее проявлять гордыню и недальновидность, которые отличали их на протяжении последних пятидесяти лет. Поэтому каждому восточному христианину и каждому, кто симпатизирует Риму, стоит понять те ошибки, которые привели к появлению Павловых обрядов и сильно укоренились в них, и оказывать сопротивление любому упрощению, компромиссу и новизне в своей собственной литургической жизни.

Возвращаясь к началу: византийским католикам, любящим свою собственную литургическую традицию, стоит познакомиться с западной литургической традицией, сохранённой и переданной в usus antiquior, и (именно из-за любви к тому, что есть общего между Востоком и Западом) избегать новой римской Литургии, смешивающей непоследовательный антикваризм и современные новинки, когнитивный диссонанс и разрыв с христианской традицией. Это не что иное, как знак для греческой и латинской традиций, противоречащий исконным догматическим и моральным правдам, которые Литургия всегда представляла и воспитывала в верующих. Римо- и греко-католики находятся в безопасности, в надёжных руках, когда участвуют в аутентичных обрядах друг друга; однако никто из них не может чувствовать себя безопасно, участвуя в Novus Ordo.

Я закончу словами Мартина Мозебаха: «Всякое стремление к экуменизму, хоть и является необходимым, должно начинаться не с притягивающих внимание встреч с восточными иерархами, а с восстановления латинской Литургии, представляющей собой настоящую связь между латинской и греческой традициями в Церкви».

P. S. Читатель прислал мне вот эту ссылку, поддерживающую многие сделанные мной в этой статье тезисы, подходящим образом чередуя видеофрагменты традиционной римской и византийской Литургий.

Оригинал статьи опубликован в источнике 4 июня 2018 года.

Автор: Питер Квасневский (Peter Kwasniewski)
Источник: Новое Литургическое Движение (New Liturgical Movement)
Иллюстрации: Новое Литургическое Движение (New Liturgical Movement); а в качестве заглавной иллюстрации статьи использован кадр со встречи восточных католических епископов Европы, прошедшей в Англии (изображены Верховный Архиепископ Украинской Греко-Католической Церкви Святослав Шевчук и Архиепископ Вестминстера Винсент Джерард Николс)

Текст переведён и размещён с разрешения правообладателя.

Хотите прочесть эту же статью на беларусском, поддержав тем самым один из лучших беларусскоязычных сайтов, посвящённых римско-католической традиции? Вот ссылка:
Візантыйская літургія, традыцыйная лацінская Імша і Novus Ordo — дзве сястры і адна чужынка